Что делать с беспризорными детьми? (в соавт. с Князевой  Е.В.) // Вечерняя Одесса. — 2008. — 23 февраля.

ИЗВЕСТНО,

ЧТО БЕСПРИЗОРНОСТЬ ДЕТЕЙ является в настоящее время одной из острых социальных проблем, требующих безотлагательного решения. Каково количество беспризорных детей в Украине? На этот вопрос нет сегодня однозначного ответа.

В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПРОГРАММЕ по пре­одолению детской беспризорности и безнадзор­ности, предложенной Министерством по делам семьи, молодежи и спорта в декабре 2005 года и рассчитанной на 2006—2010 гг., указывалось, что на профилактическом учете служб по де­лам несовершеннолетних находится почти 150 тыс. детей, которые бродяжничают и нищенству­ют, склонны к правонарушениям, употребляют наркотические и психотропные вещества, алко­гольные напитки. Отмечалось, что эти дети ча­сто становятся жертвами сексуальных преступ­лений, вовлекаются взрослыми в преступную деятельность. По данным службы по делам де­тей Одесской областной государственной ад­министрации, общая численность в нашей об­ласти детей-сирот и детей, лишенных родитель­ской опеки, внесенных в «Единый банк данных детей, оказавшихся в сложных жизненных об­стоятельствах», составляет 7149 человек(1841 ребенок-сирота и 5308 детей, лишенных роди­тельской опеки). Но эти данные не дают пред­ставления о собственно беспризорных детях, живущих на улице. В различных источниках, от­носящихся к Украине в целом или к тому или иному региону, при обсуждении проблемы бес­призорности называют разные цифры.

В Государственной программе ставилась за­дача сократить детскую беспризорность на 50%. Уже сейчас можно сказать, что эти благие по­желания останутся на бумаге, ибо тенденции к сокращению, уменьшению масштабов этого страшного явления не наблюдается. Вызывает сомнение и эффективность мер, предлагаемых для решения проблемы: сосредоточение вни­мания преимущественно на расширении сети детских домов семейного типа, увеличении ко­личества приемных семей и соответствующих льгот. Все это очень важные и необходимые меры для профилактики детской беспризорнос­ти. Они, однако, не решают проблемы собствен­но беспризорных детей, «детей улицы», осо­бенно тех, которые уже имеют солидный опыт пребывания там. Сформировался особый соци­альный слой, особая среда, которая, как тряси­на, затягивает детей, оказавшихся по тем или иным причинам вне семьи. Общение с этими детьми, изучение их образа жизни и личност­ных особенностей свидетельствует о том, что в данном случае требуется длительная социаль­но-психологическая реабилитация и одновре­менно медицинское лечение. К сожалению, для совмещения этих функций отсутствуют необхо­димые условия, несмотря на множество всевоз­можных организаций и различного рода фон­дов. Мы считаем, что определение эффектив­ных мер, направленных на реабилитацию имен­но этой категории детей, предполагает сотруд­ничество государственных и общественных организаций с научными группами, занимающимися исследованием данной проблемы, а также координацию работы различных ведомств: Министерства внутренних дел,  Министерства образования и науки, Министерства по делам семьи, молодежи и спорта, Министерства здра­воохранения.

ПРОБЛЕМА «СОЦИАЛЬНОГО СИРОТСТВА» (когда ребенок фактически является сиротой при живых родителях) и детской беспризорнос­ти уже в течение нескольких лет находится в поле зрения кафедры социологии Института со­циальных наук Одесского национального уни­верситета. Мы обратили внимание на то, что систематических обследований, имеющих науч­но обоснованную базу для изучения данного со­циального явления, в масштабах Украины или крупных регионов не проводилось. Причина — отсутствие необходимых средств для проведе­ния исследований. Поэтому анализ состояния беспризорности в Украине, как правило, прово­дился на основе официальных данных, которые, как мы считаем, не вполне надежны. А главное — имеющаяся информация не дает возможнос­ти охарактеризовать специфику различных групп детей, находящихся «в неблагоприятных жиз­ненных обстоятельствах» и, соответственно, определить эффективные меры, которые сле­дует применять к различным категориям небла­гополучных детей. Основанием для такого за­ключения является знакомство с системой уче­та беспризорных детей, а также предпринятый нами анализ информации, содержащейся в лич­ных делах детей, прошедших через приюты г. Одессы в течение последних 5 лет.

Прежде всего, приведем данные, свиде­тельствующие о характере учета беспризорных детей, определяемом централизованно в соот­ветствии с документами, направленными из цен­тральных ведомств. Выяснилось, например, что из 3326 дел, перенесенных нами на электрон­ные носители, на 226 детей заведено по два дела, 115 детей имеют по три дела, по четыре личных дела имеют 74 ребенка, на 28 детей заведено по 5 дел и т.д. 8 детей имеют более чем по 10 личных дел! Иными словами, 50% детей, внесенных на основании данных учета приютов в исследуемый нами массив, упомина­ются в нем два и более раз. Разумеется, дать качественный анализ такого рода данных очень сложно, поэтому пришлось вначале идентифи­цировать личные дела, ликвидировать дубли­рование, а затем переходить к анализу харак­теристик побывавших в приютах детей. Такой способ учета, с нашей точки зрения, не являет­ся корректным, т.к. реабилитация беспризорно­го ребенка предполагает индивидуальную ра­боту с ним и понимание истории его небольшо­го жизненного пути, возможность иметь в поле зрения особенности его поведения в различные периоды жизни вплоть до совершеннолетия. Это так же необходимо, как и знакомство с истори­ей болезни при лечении больного.

Но почему ребенок попадает в приют во вто­рой, третий и более раз? Оказалось, что основ­ной причиной выбытия из приюта и характерис­тикой направления выбытия является «само­вольный уход». Из 55 пунктов (!), характеризу­ющих направления выбытия (переданы родите­лям или родственникам, другим приютам, ин­тернатам, детским домам и т.д.), на «самоволь­ный уход» приходится от 60% до 70% всех по­ступивших в приюты в разные годы. Улица, та­ким образом, постоянно воспроизводит себя, причем положительной динамики в этом отношении не наблюдается. Парадокс состоит в том, что, несмотря на все тяготы уличной жизни, она, несомненно, привлекает детей, которые там уже побывали. Она полна приклю­чений и порождает иллюзию свободы, отсут­ствия каких-либо обязанностей. Эти дети устраиваются группками, не имеют трудностей в добывании необходимых средств существова­ния. Существует множество различного рода благотворительных организаций, которые обес­печивают им минимальный комфорт и делают их жизнь на улице вполне сносной и в опреде­ленном отношении необременительной. Напри­мер, благотворительный фонд «Дорога к дому» так определяет свои задачи работы с бездом­ными детьми: «Наша же задача — поддержи­вать всех детей, живущих в подвалах, люках, развалинах. Помочь им с одеждой, питанием! лечением. Они находятся под нашим постоян­ным контролем. Это примерно сто детей, кото­рые знают нас в лицо и которых знаем мы. Вот сегодня нам стало известно, что этой ночью де­вочка умерла в подвале. Сейчас мы пытаемся помочь с похоронами» («Зеркало недели», 9.07.2005, № 26). Действительно, есть ситуа­ции, когда помощь детям необходима. Но ос­новное направление решения проблемы беспри­зорности, как мы считаем, должно быть иным. Более того: возникает вопрос, правильно ли это — создавать комфортные условия для жизни детей на улице? Так, в «Рабочей газете» (31.01.2007, № 16) помещена статья под названием «Беспризорникам должно быть некомфор­тно на улице». Наша точка зрения более ради­кальна: «Дети не должны жить на улице!» — а для этого необходима система научно обо­снованных мер, предпринимаемых на госу­дарственном уровне.

ПРИВЕДЕМ ДАЛЕЕ ДАННЫЕ, свидетельству­ющие о всей серьезности сложившейся ситуа­ции. Информация о времени нахождения на ули­це (до поступления в приют) свидетельствует, что больше всего детей пробыли на улице от года до 3 лет: их количество составляет более трети всех поступивших в приюты детей! Почти треть составляют те, кто находился на улице более 3 лет. Обращает на себя внимание и сле­дующее обстоятельство: сравнение данных о времени нахождения на улице (65% поступив­ших находились на улице более года!) с дан­ными о том, какова доля прибывших в первый раз, свидетельствует о том, что среди попав­ших в приют впервые много тех, кто имеет боль­шой стаж пребывания на улице, но, тем не ме­нее, не попадал в поле зрения соответствую­щих служб. Это может быть следствием раз­личных обстоятельств: либо задерживающие службы работают неэффективно, либо не все задержанные дети регистрируются и «неопоз­нанными» снова попадают на улицу, либо ре­бенок, уже бывший в приюте, регистрируется как прибывший впервые. В любом случае вы­шеприведенные данные свидетельствуют о зна­чительных погрешностях в работе по преодо­лению беспризорности, о том, что нет доста­точно серьезной системы учета беспризорных детей и эффективных мер борьбы с этим соци­альным недугом.

Целесообразно указать также на следующее: когда соотношение находящихся в приюте «мно­гоопытных» бродяжек с малоопытными или со­всем неопытными равно 2 к 1, приюты могут становиться одним из источников пополнения улиц беспризорными детьми. При этом подчер­кнем, что персонал приютов делает вроде бы все от него зависящее, чтобы нормальная, «ци­вилизованная», жизнь ребенку понравилась, и тем не менее дети самовольно покидают при­ют. Практически каждый третий упомянутый в массиве данных ребенок не задерживался в приютах более суток! Еще треть находилась в приютах менее недели. Очевидно, что за столь короткие сроки невозможно собрать не только полноценную информацию о ребенке, но и ока­зать ему необходимую помощь, повлиять на его судьбу. Иными словами, 2/3 детей, прошедших через приюты, возвращаются к своей пре­жней жизни.

ПРЕИМУЩЕСТВЕННЫЙ ВОЗРАСТНОЙ ДИ­АПАЗОН поступивших — дети от 11 до 16 лет, включительно. Распределение поступивших де­тей по возрасту (от 1 года до 18 лет) свидетельствует о том, что во все обследованные годы дети от 11 до 16 лет составляли до 70% детей, поступивших в приют в течение года. Но в наибольшей степени склонность к бро­дяжничеству выражена в возрасте 13—16 лет, о чем свидетельствует, в частности, сравне­ние контингента приютов и данных статистики. Соотношение девочек и мальчиков, поступив­ших за 4 полных и 1 неполный год в приюты, равно 1 к 3: мальчики поступали в приюты в 3 раза чаще, чем девочки. И это не определяет­ся долей мальчиков и девочек указанного воз­раста среди населения. Например, по данным статистики, на начало 2005 года соотношение мальчиков и девочек было 51% и 49%, соот­ветственно, тогда как соотношение поступив­ших в приюты детей выглядело как 75% маль­чиков и 25% девочек. С полным основанием, таким образом, можно заключить, что склон­ность к бродяжничеству в большей степени вы­ражена у мальчиков. Заметим также, что про­порции поступивших в приюты мальчиков и де­вочек в течение пяти лет примерно одни и те же.

По национальному составу поступившие дети, преимущественно, — украинцы. Немного среди них молдаван и совсем мало русских. Од­нако сопоставление данных о национальности с данными о месте рождения свидетельствует о том, что всех родившихся в Украине записывали как «украинцев» и только родившихся в России (их 2%) обозначили как «русские». Не подтверждается мнение о том, что в приюты поступает много детей из Молдовы, т.к. дан­ные о государстве, где родился ребенок, сви­детельствуют: Молдова является местом рож­дения лишь десятой доли поступивших. Основ­ная масса поступивших за последние пять не­полных лет в приюты детей — рожденные в Украине. Более половины поступивших в при­юты родились в городах (41% в областном цен­тре и 14% в городах областного подчинения). Местом рождения 38% детей являются села и поселки городского типа. Данное соотношение городских и сельских детей примерно соответ­ствует статистическим данным о месте рожде­ния детей в Одесской области.

Большинство детей, поступивших в приюты, имеют родителей: чаще — мать и реже — отца. При этом в 78% случаев место проживания ро­дителей или лиц, их заменяющих, определено, а в 21% — место их проживания неизвестно. Немногие дети знают что-либо и о занятиях сво­их родителей, но все же о занятии матери зна­ют больше, чем о занятии отца (о занятии ма­тери нет данных в 47% случаев, а о занятии отца - в 67%). Эти цифры сами по себе инте­ресны. Если учесть, что поступившие в приют дети преимущественно старше 8 лет, то их не­осведомленность о занятиях родителей свиде­тельствует либо об отсутствии контактов меж­ду родителями и детьми, либо о том, что детей не считали возможным информировать о заня­тиях родителей.

Из того, что известно о занятиях родителей, можно сказать следующее: 13% из всех поступивших в приют детей указали, что не работает отец и 29% сослались на неработающую мать Неработающие родители - наиболее наполнен­ная из всех других, распределенных по харак­теру деятельности, групп родителей. У 7,3% (или 26% давших сведения) детей отцы — ра­бочие, 3,5% (или 12% из сообщивших о заняти­ях родителей)— неквалифицированные и 4% (или 14% сообщивших) - квалифицированные матери — неквалифицированные рабочие (та­ких по всему массиву 6,3%, или 12% сообщив­ших о занятии матери). Работников торговли среди матерей — 3% (или 6% сообщивших) Но есть и руководители: и среди матерей, и среди отцов их одинаковое количество — 0,3% что означает, что примерно у 10 детей мать - ру­ководитель и у такого же количества детей — руководитель отец. Примерно у троих детей за­нятие отца определено как «заместитель на­чальник отдела». Заметим также, что в местах лишения свободы находились 3,3% матерей и 4,6% отцов. Матерей, занимающихся бродяж­ничеством и проституцией, около 20 человек (0,6% по всему массиву).

НА МОМЕНТ ПОСТУПЛЕНИЯ В ПРИЮТ более половины детей не учились. 13% составляют те, кто «не учился никогда» — это больше доли детей (во всем массиве), не достигших 8 лет. Основные причины непосещения учебных заведений — бродяжничество» и «плохие условия проживания, отсутствие жилья».

Другие неблагоприятные условия, свиде­тельствующие о неблагополучии семьи, указанные в числе причин непосещения учебных за­ведений (алкоголизм, наркомания родителей; невыполнение родительских обязанностей, ли­шение родительских прав; конфликты и наси­лие в семье; смерть обоих или одного из роди­телей; родители выгнали из дома; родители в МЛС), составляют все вместе 17,5%.

Среди причин направления в приют основ­ное место занимает «бродяжничество»— 74%! Возможно, к этой же категории следует отнести и тех детей, кого называют «бомжами» (2%) и «попрошайками» (2%). Т.е. около 80% — это так называемые «уличные дети». В соответствии с этим сомнение вызывают данные о со­стоянии здоровья детей: более 68% квалифици­руются как «здоровые». Тогда как из опыта об­щения с беспризорными детьми известно, что они, как правило, чем-либо больны. Зачастую это целый «букет» различных болезней, кото­рые сопровождаются потреблением наркотиков и токсических веществ. Поэтому есть сомнения и относительно данных, содержащихся в карточ­ке, называемой «Особенности поведения ребен­ка»: лишь у незначительной доли (от 0,5% до 2%) указано курение, употребление токсических веществ и наркотиков. На самом деле среди пришедших «с улицы» детей, тем более имеющих некоторый стаж пребывания там, скорее непот­ребление различных «токсических веществ» (так же, впрочем, как и некурение) является исклю­чением и в этом смысле — «особенностью». Та­кие дети требуют длительного лечения и одно­временно специального воспитания, обучения и содержания. С полным основанием можно утвер­ждать, что функционирующие детские лечебные и другие учреждения не имеют условий для со­держания таких детей и для работы с ними.

МЫ НЕОДНОКРАТНО ОБРАЩАЛИ ВНИМА­НИЕ на необходимость создания в нашем реги­оне специализированного центра медико-соци­альной реабилитации для беспризорных де­тей, в котором совмещались бы функции соци­альной и медицинской реабилитации. Но ника­ких реальных шагов для его создания не дела­ется. Те же детские учреждения, которые порой растут, как «грибы после дождя», о которых пи­шут в газетах и которые показывают на экранах телевизоров, даже при самоотверженном труде работающего с детьми персонала, свидетелями чего мы неоднократно являлись, не могут ре­шать проблему беспризорных детей достаточно эффективно. Объясняется это, в частности, тем, что при создании их и не предполагается соеди­нение функций воспитания и лечения. Так, на­пример, из публикации о вновь созданном в Одессе «Центре социально-психологической адаптации для детей» следует: несмотря на то, что в штате центра имеются врачи — невропа­тологи, педиатр, психиатр, пять медицинских се­стер, — центр не имеет права лечения детей и поэтому пользуется услугами детских больниц. («Одесский вестник», 20.12.2007 года). Как ука­зывается в данной публикации, названной «При­чал любви и надежды», в «причал», на содер­жание которого выделено более двух миллионов гривен, не очень-то стремятся попасть в силу своих особенностей «дети улицы». Центр, рас­считанный на 50 мест, не всегда бывает пере­полненным. Заметим, что не бывают перепол­ненными и благоустроенные приюты, в которых вроде бы все есть для «нормальной» жизни, но которая не является «нормальной» для «детей улицы» в силу укоренившихся у них привычек.

ГДЕ ЖЕ ВЫХОД? Как не только  совместить функции лечения,  воспитания и обучения, но и задержать ребенка в таком  учреждении на относительно  продолжительный период, чтобы иметь время,  необходимое на  реабилитацию?

Соответственно, должны быть предусмотре­ны меры для удержания ребенка в данном заве­дении в течение этого периода. Подходит ли за­рубежный опыт решения аналогичных проблем, который мы охотно заимствуем благодаря ис­пользованию всевозможных грантов? И детские дома семейного типа (ДДСТ), и различные бла­готворительные организации (у нас — «Дорога к дому», «Светлый дом», «Живая надежда» и др.) — все это «оттуда». Но «наши» проблемы, ког­да «уличная жизнь» определенной категории детей постоянно воспроизводится в угрожающих обществу масштабах, такого рода организации решать эффективно не в состоянии.

Аналогичное заключение можно сделать и от­носительно приютов. И именно самые трудные дети, которых задерживают на улице в процессе различного рода рейдов, в конечном счете, ока­зываются вне системы социальной и медицинской реабилитации. Даже в «Светлый дом», например, отличающийся относительно свободным режимом, не принимают не только больных, но и употреб­ляющих наркотики и токсические вещества. Орга­низаторы «Живой надежды», как следует из од­ноименной публикации, вообще отказались от ра­боты с беспризорными, ибо «такие дети часто ухо­дят и не возвращаются, а без связи со школой или семьей трудно проследить их дальнейший путь» («Одесский вестник», 26.01.2008 года). По­этому у организаторов фонда, читаем в публика­ции, возникла идея «оказывать помощь детям из неблагополучных семей, имеющим адресную ре­гистрацию, посещающим школу, но при этом ли­шенным элементарных условий для занятий дома и испытывающим разнообразное негативное воз­действие». Что и говорить, идея благородная. И можно только благодарить этих людей и всех тех, кто им помогает. Но что же делать именно с бес­призорными детьми? Как дать им шанс на выжи­вание и на возможность стать полноценными чле­нами общества?

В ЗАПАДНЫХ СТРАНАХ в настоящее время вообще стремятся следовать принципу «передать решение этих проблем благотворительным фон­дам и общественным организациям». Но ведь там совершенно другая ситуация: беспризорности де­тей, как относительно массового явления, там не существует. Может, обратиться к отечественно­му опыту и разобраться с тем, почему так быстро смогли преодолеть беспризорность после граж­данской и Отечественной войн и военной разру­хи? И вот здесь мы подходим, с нашей точки зре­ния, к самому главному — тому, что свидетель­ствует о нашей демагогии и ханжестве, а в ко­нечном счете, о нашей безответственности. Ока­зывается, все дело в том, что «тогда» использо­вались репрессивные меры, пригодные лишь для тоталитарного советского общества, а для наше­го, демократического, общества, подписавшего к тому же Декларацию ООН о ненасилии над деть­ми, такие методы не годятся. А как быть с опы­том Макаренко, система воспитания которого вер­нула к полноценной жизни десятки тысяч беспри­зорных детей, многие из которых впоследствии стали учителями, врачами, специалистами в раз­ных областях народного хозяйства? Все это не годится? От всего нашего прошлого мы должны полностью отказаться? Может, согласиться с тем, что во всех жизненных ситуациях дети сами воль­ны выбирать свой образ жизни без подсказки взрослых и любые способы ограничения их безу­держных желаний и влечений являются незакон­ными и безнравственными? Как сказал в беседе с одной из нас попечитель «Светлого дома» отец Александр: «Это дети свободы». Хороша свобо­да, если она обрекает «детей улицы» на вымира­ние! Ведь как бы ни подкармливали их «добрые люди», большая часть таких детей, в конечном счете, просто погибает от тяжелых болезней, па­губных привычек, наконец, просто от жестокости криминалитета, орудием которого «уличные дети» чаще всего становятся. Использование их в пор­ноиндустрии, проституции, распространении нар­котиков и других противоправных деяниях разве не является насилием над ними, причем насили­ем, которое губит детей? Может, пора прекратить этот своеобразный «геноцид» (если употреб­лять популяризируемое в настоящее время сло­во) детей, у которых, благодаря попустительству взрослых, нет будущего?

Разумеется, мы отдаем себе отчет в том, что радикальное решение проблем беспризорных де­тей — это ликвидация нищеты и бедности. По данным личных дел воспитанников приютов, среди причин беспризорности 81% составляют различного рода материальные трудности (включая плохое жилье либо его отсутствие) и только 19% — смерть родителей. Тюремное заключение ро­дителей, их алкоголизм и наркомания, насилие со стороны родителей, конфликты с матерью или отцом — все это вместе набирает лишь 40%. Ясно, что решение проблем бедности и нищеты — это задачи на годы, так же, как и создание различного рода условий, способствующих нор­мальному развитию ребенка: повышение уровня и качества школьного образования и воспитания, использование многообразных и доступных для различных групп детей форм проведения внеучебного времени и содержательного досуга, наконец, пропаганда ценностей семьи и детей, повыше­ние престижа и заработной платы персонала дет­ских учреждений, а особенно тех, кто работает с беспризорными детьми. Безусловно, только сис­тема мер (среди которых, в частности, и своев­ременное выявление «неблагополучных семей», являющихся резервом детской беспризорности) может радикально изменить ситуацию. Однако первоочередная задача, которую необходимо решать срочно, — убрать детей с улицы, со­здать такие способы и формы реабилитации, ко­торые были бы эффективны и которые давали бы ребенку шансы на выживание и достойную жизнь. С нашей точки зрения, ссылки на недопу­стимость какого-либо принуждения в данном слу­чае — лишь оправдание нашего нежелания на­прячься и приложить усилия, которые действи­тельно необходимы. В конце концов, рейды раз­личных служб по местам пребывания «уличных детей» и задержание последних, привод их в при­юты — это тоже принуждение, насилие, но наси­лие бессмысленное, потому что через непродол­жительное время дети опять оказываются на ули­це, что дает возможность представителям служб задерживать их снова и снова и тем самым уве­личивать количество «задержаний», демонстри­руя активную деятельность.

МЫ ГЛУБОКО УВЕРЕНЫ, что крайне необ­ходимо на законодательном уровне перестро­ить всю систему мер, направленных на пре­одоление беспризорности, и в первую очередь:

создать централизованную, научно обо­снованную электронную систему учета беспри­зорных и безнадзорных детей, на основании ко­торой можно было бы определить местонахож­дение ребенка, проследить изменение его со­стояния, динамику поведения;

разработать критерии и определить уп­равленческие механизмы, позволяющие дифференцировать (стратифицировать) безнадзорных и беспризорных детей на группы для их даль­нейшей реабилитации в местах, соответствую­щих степени дезадаптации детей и имеющих необходимые условия для оказания персональ­ной (адресной) помощи;

перепрофилировать имеющиеся учрежде­ния в различные центры реабилитации, соответствующие разным категориям детей, предус­мотрев создание специального центра медико-социальной реабилитации, в котором были бы совмещены функции лечения, психологической реабилитации, обучения и воспитания.

P.S. Авторы просят рассматривать дан­ную публикацию как открытое письмо председателю областной администрации Н. Сердю­ку, одесскому городскому голове Э. Гурвицу.