К. Маркс: «Я не марксист» // Юг. — 1993. — 13 марта.

 


 

«Обожествлять Маркса не следует, но воздавать по заслугам необходимо», — считает ученый-социолог И. М.  Полова, чью статью мы предлагаем вашему вниманию. В США или Великобритании такая точка зрения не только справедлива, но и повсеместна, а у нас...

В бывшем СССР Карл Маркс для абсолютного большинства, умеющего и неумеющего читать населения не был ученым или общественным деятелем. Он был составной частью «троицы» Маркс—Энгельс—Ленин в религии марксизм-ленинизм. Дилеммы «обожествлять — не обожествлять» в   недавнем прошлом не существовало: сомнения были ересью, а ревизионисты, то есть сторонники научного анализа марксизма, выглядели хуже басурман.

Конечно, Маркс и его научные работы к нашей печальной действительности не имеют прямого отношения. Но опосредованное — имеют! Именем Маркса, а не именем Достоевского большевики творили свои злодеяния.

Что же до обездоленных украинских школьников, которым, по словам Ирины Марковны, не дают изучать исторических трудов Карла Маркса, то мне их тоже жалко. Жалко потому, что имена великих историков и философов девятнадцатого и двадцатого века Тэна, Моммзена, Карлейля, Тойнби, Тэйлора и многих, многих других остались неизвестными громадному большинству подростков. Их заслонила надолго могучая фигура. Именно та, которую призывает почтить автор статьи.

Л. ЗАСЛАВСКИЙ.

 

 

Да, так сказал Карл Маркс о себе, когда марксизм стал модой и появилось много почитателей марксизма, превратно его толкующих. Позже Ф. Энгельс, вспоминая это высказывание Маркса, заметит: «И весьма вероятно, что об этих господах он сказал бы то же, что Гейне говорил о своих подражателях: «Я сеял драконов, а пожал блох».

Сегодня, в день смерти К. Маркса, со времени которой прошло 110 лет (14.ІІІ.1883 года) я хотела бы порассуждать на тему сопричастности К. Маркса проблеме «драконов  и блох», тем более, что последних в нашей жизни развелось ой-ой как много и они все  скачут и скачут, кусая то одних, то других.

Что касается драконов, естественно задать вопрос сеял ли их Маркс? Дракон, как известно, — сказочное животное. Он является символическим изображением злого духа. «Злой дух» марксизма (от которого Марксу невозможно отречься, если бы он даже этого и захотел) — признание созидающей роли насилия и кровопролития в жизни общества. Еще в 1847 году, когда идея диктатуры пролетариата вроде бы не была выражена вполне определенно, а «основоположники марксизма» только?только расстались с так называемым «абстрактным гуманизмом», свою работу «Нищета философии» К. Маркс кончает словами, взятыми из романа Жорж Санд «Ян Жижка»: «Битва или смерть: кровавая борьба или небытие. Такова неумолимая постановка вопроса». И прав наш современник, думающий и размышляющий человек А. С. Ципко, когда истоки большевизма с его нетерпимостью и агрессивностью связывает не только с именем Ленина, но и с именем Маркса.

 

 

Возвращаясь к драконам, напомню, что Дракон — это еще и имя афинского законодателя второй половины VІІ в. до Рождества Христова. Законы, издаваемые им с целью обуздать классовую вражду, отличались необыкновенной строгостью и непримиримостью, но цели своей не достигали. Драконово законодательство сменилось законодательством Солона — одного из семи греческих мудрецов, который отличался демократичностью и способностью к примирению и умиротворению.

Участь драконовых законов разделили революционные идеи Маркса, сменившиеся умиротворяющими, реформистскими посылками социал-демократии, развивающейся вначале в русле марксизма, а затем полностью порвавшей с ним. «Революция — повивальная бабка истории», — считал К. Маркс, Но благодаря усилиям этой бабки зачастую рождалось мертворожденное дитя, появлялись уроды, не приносящие радость человечеству.

Однако, однозначная оценка марксизма несправедлива. Например, судьбу марксизма в России связывают, как правило, с ленинизмом и большевизмом. Но сильнейшее увлечение марксизмом в самом начале XX в. испытали многие крупные российские мыслители, представители философской и общественной мысли: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, С. Л. Франк, Г. Г. Шпет, А. С. Изгоев, Б. А. Кистяковский и др. Будучи гуманистически настроенными и широко гуманитарно образованными, они в основной своей массе не приняли в марксизме именно идею насилия и диктатуры. Тем не менее они признавали привлекательность марксизма за исторический размах и широту перспектив (Бердяев), за то, что это «незаменимая школа политического и социального реализма» (Изгоев).

Именно переосмысление марксизма дало возможность российскому общественному мыслителю П. В. Струве, представителю «критического», «свободомыслящего», «легального» учения, обращу внимание лишь на некоторые несуразности в расхожем понимании марксизма. Например, утверждение, что стержнем марксовского учения является распределительная теория: главное — все раздать, распределить поровну.

На самом деле, основной идеей Маркса была идея основополагающей роли в общественном развитии производительного труда. Характер труда, степень заинтересованности человека в производительной деятельности в конечном счете обусловливает все многообразные стороны общественной жизни и человеческой жизнедеятельности. Труд, по Марксу, не только создатель общественного богатства,  но   и ваятель — творец многообразных человеческих способностей, нравственных и других человеческих качеств. Величие этой идеи, ее новаторский характер общепризнанны в мировой социологии.

Что касается «распределительного понимания» марксизма, то сам Маркс боролся с ним (например, выраженным во взглядах Ф. Лассаля).

Другая «несуразность»: К. Маркс — противник частной собственности. Это можно услышать и от идейных сторонников коммунизма, считающих себя марксистами, и от их ярых противников. Но тот же Маркс считал, что частная собственность работника на его средства производства составляет необходимое условие не только развития общественного производства, но и развития свободной индивидуальности работника. Исходил он в данном случае из значимости социальной стороны производства: собственность, по мнению К. Маркса, в ее социальном качестве характеризуется тем, насколько труженик, непосредственный агент производства, может реализовать   свои способности, проявить инициативу. Своеобразным критерием оценки социального, по Марксу, является понимание того, что прогрессивное развитие общества означает не только более высокий  уровень производительности труда, но и  большую степень свободы работника, его заинтересованности в труде, пробуждение его человеческого достоинства.

Понимаем ли мы то, что это и есть основная социальная проблема, не решив которую, мы не переведем задачу «обеспечения социальной защиты населения» из плоскости демагогической болтовни в реальное дело?

Нет ни одного заслуживающего внимания учебника в мировой социологии, где о Марксе не вспоминали бы е глубочайшим уважением и порой большим пониманием, чем у нас. Существуют теории и проблемы, обсуждение которых не обходится без серьезного анализа позиции Маркса, без признания его заслуг в их разработке. Это прежде всего понимание роли труда и экономических отношений в жизни общества, теории социальной структуры и социальных конфликтов и мн. др.

Поворот социологической теории к «классике:), наблюдающийся в 70-х годах ношего столетия, как выразился У. Аутвейт — социолог из Великобритании, гл. редактор журнала Международной социологической ассоциации «Современная социология» — сопровождался «причислением к «лику святых» современной социологии треицы: Маркс, Вебер, Дюркгейм. Причем Маркс стоит на первом месте».

Возвеличивая человеческую индивидуальность и считая, что именно частная собственность, основанная на личном труде,— наиболее благоприятное условие для ее (индивидуальности) развития, К. Маркс считал, что такая частная собственность безвозвратно потеряна, а с нею потеряна и свобода индивидуальности. По мнению К. Маркса, именно капитализм, искоренив мелкотоварное хозяйство, уничтожил такую частную собственность, и что логика возврата к ней должна быть иной — через общественную собственность посредством «экспроприации экспроприаторов!».

Эта мысль (а тем более ее абсолютизация) была ошибочной. Последующее общественное развитие продемонстрировало необыкновенную живучесть мелкотоварного уклада, многообразие форм приобщения работника к производству в условиях капитализма, многоликость индивидуальной частной собственности, словом, всего того, что не Предвидел Маркс и что, возможно, и нельзя было предвидеть в тот период, когда формировались и утверждались взгляды Маркса.

Так как же относиться нам к Марксу? А так, как предписано в Евангелии: «Богу богово, а кесарю кесарево». Обожествлять Маркса не следует, но воздавать по заслугам необходимо.

А как относимся мы? Вспоминаю такой факт. Это был, если не ошибаюсь, третий или четвертый год перестройки, Министерство просвещения Украины (тогда оно было самостоятельным, отдельным от Минвуза) направило в школы циркуляр, в котором не рекомендовалось в курсе истории знакомить учащихся с историческими работами К. Маркса и Ф. Энгельса. Я подумала тогда: пределов человеческой глупости и холуйства чиновников не существует. Такие работы, как «Крестьянская война в Германии», «18 Брюмера Луи Бонапарта», «Революция и контрреволюция в Германии» и др., не только пример блестящего анализа исторических событий, но и образец необычайно глубокого социально-философского и социально-психологического понимания общественной жизни. И опять мы обкрадываем молодое поколение, обедняем его духовный мир, как делали это и раньше.

Именно в работе «18 Брюмера» К. Маркс, ссылаясь на мнение Гегеля о том, что великие всемирно-исторические события и личности появляются дважды, заметит: «Он забыл прибавить: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса». Но и в этом Маркс был неточен: фарс появляется не однажды после трагедии, но дважды, трижды и много раз подряд.

В этом еще и еще раз убеждаешься, когда видишь, что происходит в нашем прежнем и в новом Отечестве. Еще хуже то, что не только фарс сменяет трагедию, но и трагедия может придти на смену фарсу — не будем об этом забывать!

И 14 марта 1993 года почтим память К. Маркса — мыслителя и человека. Несомненно великого, но ошибающегося и грешного, как и все мы, смертные.

 

И. ПОПОВА.